РАССКАЗЫ:
Десятилетие великого испытания
Lettre d'un voyageur russe (Письмо из Парижа в Москву)
Кошмарная перспективка
Два большевика
CТАТЬИ:
Serge Gainsbourg et Serge Gainsbarre
Тридцать третий сюжет
ЭССЕ:
Русский язык, культура, постсовременность
СТИХИ
псевдонимы: Есхели (Ез) Зельцер и Ф.Манилов.
Тридцать третий сюжет
Не раз я пытался описать образ деда, так как я его понимаю и
так, как я его воспринимаю. Однако, каждый раз, стоит только
подойти вплотную к моменту, когда на бумагу должен лечь точный и
безошибочный эпитет, эпитет, которого мне и нужно, с которого все
начнется и потечет по маслу, как все начинает сыпаться из рук. Я
засыпаю, начинаю черкать, перечеркивать или подчеркивать
написанное, выхожу пить кофе, звоню по телефону, начинаю думать над
совершенно посторонними вещами.... и ничего не выходит. На самом
деле, состояние такое, ни в сказке сказать, ни пером.... не
вытанцовывается.... Заколдованное место!
Доказательств заколдованности его образа у меня предостаточно,
но о них потом, позже, а сейчас я хочу поделиться одной мыслью,
которая несмотря на свой кажущийся идиотизм, является, вероятно,
единственным решением образовавшейся загадки. Есть
один-единственный метод, которым можно приблизиться к измерению
величин, измерению не поддающихся, это метод итераций, метод
бесконечных приближений к измеряемой величине, дающий каждый в
отдельности абсолютно неудачный, но в сумме правдоподобный
результат. Обзор списка неправильных результатов обещает
просветление, согласно методу.
Приняв это решение, я начал искать упоминания о деде,
разбросанные там и тут по моим запискам, обрывающимся на месте, где
мощно занесенная рука застывала над лакуной искомого слова. Надо
сказать, кое-что найдя, я было оживился. Но тут же и приуныл.
Отсутствие сюжета, пары-тройки садистских убийств, чудовищного
изнасилования лайки в личном вертолете банкира, сцены ловкого
воровства генеалогического дерева Икс, доказывающего его
производство непосредственно от Игрек, прочей конфекции, сладкой
сердцу любящего денюжку издателя - ничего не было. Даже жалкие
ужасы полтергейста - и те не по силам моей сизокрылой музе.
Сюжет! Сюжет служит только для того, чтобы заставить читателя
читать, больше ничего. Заставил читать, можешь рассуждать на любые
угодные душеньке твоей темы: настоящий писатель пишет
одну-единственную книгу своих бесконечных рассуждений о том, о сем,
заставляя любопытного читателя следовать за глупыми вкраплениями
сюжета. Сюжет! Какие несусветные глупости придуманы, чтобы
составить одну из его 33 разновидностей.
Вы знали, что сюжетов всего-навсего 33? Я не знал, пока не
услышал это от своего деда, человека, к которому мне также трудно
подобрать правдоподобные эпитеты, как придворному лизоблюду - новую
лесть для тирана. Кстати, даже будь оный тиран и впрямь гениален,
кто же поверит столь горячим хвалам? Умный тиран должен бы нанимать
себе ругателей, поносителей погрубее, от коих выгод было бы сразу
две: первая та, что народ пожалеет, другая, что не поверят.
Первый сюжет: он, она и он. Второй: он, она и она. Варианты:
"она, она и она", "он, он и он" - за самостоятельные не идут,
сексуально пассивная сторона в литературном смысле приравнивается к
противоположному полу. Вариант "он, она и оно", разработанный
Стивеном Кингом, должен быть отнесен к варианту "оно" вместе со
сказаниями племени дипорасов, кочующим по помойкам Бронкса.
Все детективные сюжеты относятся или к первому двум, или к
третьему: он(убивец), она(жертва) и они(деньги).
Итак, базовых сюжетов три: он, она плюс он, она, оно или они.
По возможным исходам, т.е. умирает он, она, вдвоем, втроем, вместе,
раздельно, каждому исходному соответствует семь. Кстати, вариант
"погибают они", т.е. деньги, относится к наиболее жестким в
детективной литературе. Наибольшей популярностью в этом жанре
пользовались бредовые триллеры в стиле технонэп В.Ульянова и
грандиозно-месмерические детективы М.Ц.Дуна.
Эти двадцать семь сюжетов дополняются до тридцати трех еще
двумя группами из двенадцати и одного сюжетов. Что касается одного
сюжета, то о нем пойдет речь напоследок. Двенадцать же сюжетов
получаются просто: стоит только три умножить на четыре, как
получится двенадцать.... Нет, нет, на самом деле, в каждом из
указанных вариантов счастье может наступить четырьмя способами.
Например, для первого варианта, мы имеем четыре возможных финала:
"первый он и она", "второй он и она", "первый он и второй он", "все
трое - вместе". В современной американской литературе американских
авторов (к эмигрантам это не относится) единственным используемым
является четвертый исход для третьего варианта: "все трое вместе -
он, она и деньги".
По-настоящему же великим можно считать только тридцать третий
сюжет. Между прочим, он-то по-настоящему великолепен.
Кстати, наряду с сюжетом, еще одно обстоятельство просто
невыносимо хорошему человеку: название. Господи, сколько чудесных
названий случалось придумать вашему покорному слуге, какие чудные
вещи можно было бы приделать к этим заголовкам, какие искры
остроумия следовало бы венчать подобными украшениями:
Дедушка,
или
Unе vis sаns fin,
оr
Il fаut qu'il fаillе. -
вот самое короткое заглавие, которое мне удалось придумать для
книги о деде.
Самое поразительное, что единственный раз, когда я добился
разрешения его сфотографировать, имея под рукой великолепный
фотоаппарат, редкого качества пленку и очень удобный момент,
фотография не вышла.
Я точно знаю, что такие вещи - это заговор природы,
заговоренность, так и должно было случиться. Я опишу это дальше, но
прямо сейчас я могу привести примеры, просто чтобы доказать это.
Есть вещи, которые объяснить невозможно. Когда он скончался, я
выкупал его из больницы. Когда его прах отдали нам, на погребальной
урне было написано: Есхель Иосифовна Зельцер.
Невероятно.
Кстати, к слову. Он никогда не хотел, чтобы его хоронили, прах
надо бросить куда-нибудь, в братскую могилу, говорил он, и все.
Презрение к мертвому телу, к его ненужности, бесполезности,
зависимости, обременительности для других, делали смерть в глазах
деда чем-то неприличным, недостойным, постыдным. Даже сам....
Сменим тему.
Дед очень любил Вольтера. Что такое любить Вольтера? Умный
человек, который любит Вольтера, смеется про себя. Глупый смеется
вслух, да еще делится впечатлениями с окружающими. Я, например, в
отличие от деда, отношусь ко второй категории. Для них придуман
термин вольтерьянство. Что такое вольтерьянство? Это когда зло и
забавно говорят о вещах, о которых надо или отвираться или молчать,
дабы не нажить бездарно головной боли, во-первых, и чтобы не
тратить бессмысленно времени на скучную ругань с глупцом. Могу
привести определение вольтерьянства: очень зло, очень неглупо,
очень некстати, очень забавно и абсолютно бесполезно.... Пример?
Недавно один мой израильский полуединоплеменник с лицом,
похожим на свежеиспеченный пряник, требовал поотрывать задницы всем
палестинцам на том основании, что еврейский народ страдал 4 тысячи
лет кряду и теперь имеет полное право отрывать задницы тем, кому
сочтет нужным. Мне, честно говоря, очень понравилось это
умозаключение: мы страдали 4 тысячи лет, а вы сколько? Только
полторы?! Ну это вам даром не пройдет! А ну, ребята, отрывай им
задницы! Кстати, я наполовину еврей. Следует ли из этого, что я
страдал 2000 лет из четырех? Это ровно половина.... В то время как
по славянской линии я, очевидно, несколько тысяч лет наслаждался
счастливой и беззаботной жизнью, такая вот славянская дольче
вита....
Убедились? Вот так, зло, неглупо, некстати, забавно и бесполезно.
Помните:
Нет ни в чем Вам благодати,
С счастием у Вас разлад,
И прекрасны Вы некстати,
И умны Вы невпопад.
Чистый портрет вольтерьянца.
Еще одно доказательство полной исторической неуловимости деда:
вчера моя печатающая машинка, которая снабжена небольшим
запоминающим устройством, которое позволяет редактировать текст,
сделала что-то невообразимое. Представьте себе, что вместо того,
чтобы аккуратно сохранить свеженаписанный текст в памяти, она
начала выбрасывать на экран - чуть было не сказал выкрикивать - все
известные ей команды. Текст, в котором я попытался описать
отношения деда с Вольтером, пропал в виртуальных вселенных....
К сожалению, совершенно невозможно восстановить утраченный
текст, даже если помнить его содержание буквально. Литература - не
содержание, а словесный дым, морока, заговаривание больного зуба. А
жаль, между прочим, в потерянном тексте, блуждающем теперь в
бесконечных компьютерных коридорах, было несколько цитат из
Вольтера, обаянию которых я подвластен, очевидно, под влиянием
деда. Ну, например: Для большинства людей исправляться означает
менять одни недостатки на другие. О-о! Или: невозможно хотеть того,
что ты не знаешь. О-о! Между прочим, того, что не знаешь, хочется
иногда особенно нестерпимо. Принеси то, не знаю что! Бегом, бегом,
сиволапый, исполнять, исполнять, пока не запороли к чертям
собачьим! Или: Мы ищем счастья, сами не зная где, словно пьяницы,
которые ищут дом, смутно сознавая, что где-то он у них есть. О-о!
Что отвратило меня от профессии адвоката, так это обилие
бесполезных вещей, которыми хотели загрузить мой мозг. О-о! О-о!
О-о!
Кстати, вы знаете разницу между Вольтером и вольтерьянством?
Она, меж тем, совсем проста: быть вольтером означает понимать все
глупое безобразие мира, но не тратить сил ни на то, чтоб
переубедить глупца, ни на то, чтобы строить вместе с ним счастливое
будущее в расчете на коллективный разум масс. Вольтерьянец же есть
человек, не могущий сдержаться, все ловкое, злое, забавное,
издевательское он выпаливает с быстрым задором, если не докучая
умному, то уж точно раздражая глупца. В этом смысле Вольтер -
вольтерьянец и только. Настоящим же Вольтером был мой дед.
Кстати, на самом деле, придурошность единоплеменников
раздражает неописуемо. Что мне глупость, скажем, американская? Дым
в глаза, пустяк, посмотрел и забыл. Глупость же единородная горчит
и старит.... (Знаете, почему я никогда не был в Израиле? Слишком
трепетно отношусь к родине предков. Не хочу разочаровываться.)
Сменим тему.
Дед был похож на четыре портрета: А.П.Чехова работы Ге,
генерала Бута, основателя Армии Спасения, рисунок Ван Гога под
названием Отчаяние и поразительный по сходству портрет схоласта из
Прадо, автора которого я никак не вспомню. Говорить о том, что эти
четыре портрета не похожи друг на друга, не приходтся - это и так
можно догадаться. Дед остается загадкой.
Ескельи
